О «русской «Игре престолов», натуралистичности и неосознанном героизме в рецензии на премьеру этой недели «Викинг».
Чтобы разобраться в огромном, сложном и очень запутанном современном мире, люди изо всех сил пытаются повесить ярлык на что-нибудь свежепоявившееся. А иначе как понять, что это такое? Вот «Викинга», например, задолго до премьеры назвали «русской «Игрой престолов». Параллель очевидна: средневековье, насилие, кровь, грязь, секс. Полный комплект, чтобы завлечь сегодняшнего крайне избалованного зрителя. Но оправданно ли сравнение одного из самых успешных и высокобюджетных сериалов с новым отечественным блокбастером — большой вопрос.
В «Викинге» зритель знакомится с героем, которого все мы должны помнить ещё со средней школы. Тот самый князь Владимир — человек, который принёс свет христианства в раздираемую междоусобными войнами Древнюю Русь. Повествование начинается с конфликта двух князей Рюриковичей Олега и Ярополка. Олег погибает, и мстить одному сводному брату за другого берётся бастард Владимир. Причём очень надеется разобраться в ситуации с помощью слов, а не битв. Понятное дело, что ничего путного из этой затеи не выходит. Переговоры — вещь интересная, но мечом как-то проще, а главное — по-нашему.
Главный плюс «Викинга» — это визуал. Подчёркнутая детализация, ответственный подход к каждому элементу — всё это в фильме есть. После просмотра складывается ощущение, что зритель смотался в прошлое на два часа хронометража картины и побывал в условиях, в который жили его предки. При этом создателям удалось соединить в «Викинге» невероятные красоты природы с грязью, потом и кровью на героях. Никто тут не выглядит по-голливудски хорошо, ни у кого нет стойких укладок, которым ни снег, ни битва, ни даже казни нипочём. Выглядит всё более чем достоверно, и это радует.
С другой стороны, именно подчёркнутая натуралистичность немного смущает. И дело даже не в том, что смотреть на это неприятно — так было в жизни. Сомнения вызывает как таковая необходимость вываливать на зрителя столько отвратительной правдоподобности в контексте идеи фильма. Создатели не раз говорили, что хотели снять правдивое кино о событиях тех лет, но вот вопрос: в чём там правда. Жизнь князя Владимира была описана в «Повести временных лет», которую написали спустя век после его смерти. И, чтобы было ясно, повесть эта хоть и единственный наш источник информации об истории страны, но точно не очень надёжный. Её писал монах. В каком ещё ключе он мог преподнести человека, который крестил Русь?
До фильма князь Владимир казался лучом света в тёмном царстве кровожадных язычников. Тем единственным, кто осознал, что именно общая вера в одного общего Бога приведёт народ русский к процветанию, и не важно, сколько крови прольётся перед тем, как вера эта восторжествует. «Викинг» же рассказывает историю отчаянно героического человека, который не знает, кого слушать. Он часть отвратительной реальности, на что зрителю указывается, и не раз, душа которого, вроде, и рвётся к свету, но как-то неосознанно. Психологию великого человека в «Викинге» перекрыли эффекты и баталии. Практически на ровном месте из зрителя пытаются выжать восторг и сопереживание как тот самый напиток из того несчастного кота в старом анекдоте. Но всё просто: нет конфликта — нет и сопереживания.
«Викинг» — премьера значимая. Она эффектно снята, качественно отыграна и совсем не плоха для всех, кто уважает подобный жанр. Но обязательной к просмотру её называть не стоит. Возвращаясь к тому потешному сравнению с «Игрой престолов», стоит отметить, что российскому кинематографу до неё ужасно далеко. Грамотно сочетать высокий рейтинг с эпичностью и сложными эмоциональными элементами нашим кинодеятелям ещё учиться и учиться. А ещё лучше — перестать гнаться за каким-то невозможным идеалом и попытаться ещё до начала съёмок определиться с приоритетами: так ли ценен масштаб и эффектность, когда речь идёт о важном этапе истории страны. Или, в порядке исключения, можно было хоть раз дать героям больше психологии и индувидуальности, чем громких слов.